Автор: А. ГАРРИ

Был на свете город, который многие путешественники называли ужасным городом варваров, — это Москва. Из свидетельств многих иностранцев и русских можно узнать, как они понимали, что приближаются к старой русской столице — до них доносилось ее невозможное зловоние. Москва смердела. Это была ее отличительная черта.

Москва была также полна церквей и пивных забегаловок. Москва была суеверной, пьяной, грязной. Наполеон, впервые увидев Москву с Воробьевых гор, нахмурился и приказал принести ему ароматный платок. Чувствительное обоняние французского императора не выдержало московского зловония.

В середине прошлого века, когда начала формироваться великая русская литература, в среде петербургских и московских литераторов разгорелись нешуточные дебаты. Москвичи всячески ругали петербургское чиновничество, обвиняя его в бездушном, бюрократическом равнодушии. Жуковский же, писавший из Петербурга одному из своих московских корреспондентов, говорил: «…Вашу Москву сначала нужно помыть с мылом, а затем высказываться. Она смердит».**

История Москвы окутана облаком вонючего пьянства и невероятной грязи.

Но есть у Москвы и другая история, которая стала известна после Октябрьской революции. Вдали от нескладных домов московских купцов, невидимое взору московской аристократии, обосновавшейся в своих древних замках, жило и с трудом сводило концы с концами угнетенное население московских фабрик. И тот момент, когда пушки «Авроры» пустили залпы по Зимнему дворцу Петербурга в октябрьские дни, московский пролетариат показал всему миру, что Москва не только город церквей, пивнушек и купеческих домов, но и город могучего, сознательного рабочего класса, который смог защитить свои права и уничтожить гидру контрреволюции.

***

Джон Рид и Герберт Уэллс, одни из первых иностранцев, ставшие свидетелями Октябрьской революции. Рид описывал это событие как «дни, которые потрясли мир»; Уэллс видел Россию только сквозь туман. Талантливый утопист, чьи произведения с интересом читала вся либеральная молодежь мира, не смог найти нужных ответов перед лицом истины, которую обнажил Октябрь. В тумане первых лет разрушений и гражданской войны ослабленное взгляд Уэллса не мог различить мерцающий красный цвет новой жизни, предвещавший наступление новой эры для человечества, эпохи культурного процветания, радости, комфорта, демократии и революционного прогресса.

Мы все помним эти трудные годы. Но мы смотрели на них другими глазами, нежели Уэллс. Мы помним трамваи, занесенные снегом; поникшие фигуры людей, волокущие свои сумки с едой на санках; народных комиссаров, заваривающих жидкий чай на общей кухне Дома Советов; великого Ленина, который не позволял себе роскошь белого хлеба без уверенности, что его в достатке у каждого советского гражданина.

By A. Garri

There was a city which was described by many travelers as the awful city of barbarians — Moscow. All foreign and Russian observers wrote that they knew they were approaching the old Russian capital because of its impossible stench. Moscow stank. That was her individual characteristic.

Moscow was also full of churches and beer saloons. Moscow was superstitious, drunken, dirty. Napoleon, when he first viewed Moscow from the top of Sparrow Hills, frowned, and ordered that a scented handkerchief be brought him. The sensitive sense of smell of the French Emperor could not endure the Moscow stench.

Fierce antagonism was noted between groups of Petersburg and of Moscow literati during the middle of the last century, when Russian literature first began to assume form. Muscovites slandered Petersburg officialdom in every way possible, accused It of heartless, bureaucratic indifference- Zhukovski, writing from Petersburg to one of his Moscow correspondents, said: «…Your Moscow must first be washed with soap, and then aired. She stinks.**

The history of Moscow is enveloped In a cloud of smelly drunkenness and incredible filth.

Moscow has another history, one which became known since the October Revolution. Far from the clumsy houses of Moscow merchants, unseen from the windows of the ancient castles of Moscow aristocracy, the oppressed Moscow factory population lived and Struggled. And when the cannon of the Aurora fired on the Winter Palace in Petersburg during the October days, the Moscow proletariat showed the entire world that Moscow was not only a city of churches, beer saloons and merchants' homes, but it was also a city of a mighty, conscious working class which was able to defend its rights and destroy the hydra of counter-revolution.

***

John Reed and H. G, Wells were among the first foreigners to observe the October Revolution. The first of these interpreted the October days «as days that shook the world;» the second saw Russia only through a fog. The talented Utopian, whose works were read with interest by the liberal youth of the world, could find no answer in the face of the truth which had been revealed in October. In the mist of the first years of destruction and of Civil War, Wells' weakened vision could not discern the glowing red of a new life, which predicted the arrival of a new era for humanity, an era of cultural prosperity, joy, comfort, democracy and revolutionary progress.

We all remember those difficult years. We looked at them with different eyes from those of Wells. We remember the street-car tracks, loaded up with snow; dejected figures dragging their bags of food rations on sleds; Peoples Commissars boiling weak tea in the communal kitchen of the House of the Soviets; the great Lenin, who would not permit himself the luxury of eating white bread since he was not certain that every citizen had a sufficient bread.

Сталин, в те дни занятый разработкой и управлением операций по разгрому Деникина, обратил свое внимание на Москву, отправляя постоянные грузы в красную столицу. Первое, что сделал Каганович, когда стал председателем Революционного комитета Воронежа, освобожденного от белых, — направил в Москву все избыточные запасы продовольствия, обнаруженные в Воронеже.

Москва, холодная и темная, место, где собрались лучшие умы партии, усердно трудившиеся во благо восстановления мира, в те дни нуждалась в продовольствии больше всего на свете. Машины не ездили, в жилых домах электричества подавалось только на два часа в день, причем не ежедневно. На Московских заводах ковали оружие, оружие, которое защищало Революцию. Линии красноармейцев проходили через Москву по пути на фронт, чтобы защищать все, что было завоевано Октябрьской революцией. Этим людям нужен был хлеб, они были важнее всех. Борьба Москвы в те годы была борьбой против голода.

***

Огонь Революции, пламя великих побед пятилетки — все это было необходимо, чтобы изменить облик Москвы, чтобы старая Москва не смогла удержаться под натиском.

На окраинах пролетарской столицы выросли прекрасные фабрики и целые кварталы новых жилых домов. Охотный ряд, центр города, рухнул буквально за день. Охотный ряд был не просто улицей старинных, невысоких домов, пропитанных запахом гнили; Охотный ряд был также символом древних традиций.

Следующим на очереди был золотой купол храма Христа Спасителя. Памятник Минину и Пожарскому, а также памятник Первопечатнику Ивану Федорову нашли новую обитель. В местах, ранее усыпанных шелухой семечек, выросли деревья. Появились новые улицы, бульвары и площади. Рухнули не просто ветхие дома, а целые секции домов. А когда в московском грунте проложили железобетонные трубы для строительства первой линии метро, ​​город начал меняться так быстро, что сами москвичи с трудом могли узнать некогда знакомые места.

Мы давно не заглядывали в путеводители по России, выпущенные за рубежом для туристов. Мы не знаем, какие особенности могли приписать красной столице буржуазные составители. У Москвы есть все, чем гордятся разные города буржуазного мира, и многое, чего там найти нельзя. И еще больше необычного появится в течение следующих нескольких лет.

В капиталистическом мире нет ни одного города, который мог бы знать, каким будет его будущее, как он будет выглядеть через три года, через десять лет. Только творческая сила социализма, которая преодолевает все на своем пути, может позволить себе такое видение будущего.

Москва будущего уже сегодня обрисовывается с такой точностью, как если бы мы уже жили в этом прекрасном городе.

Последние годы показали, что планы, утвержденные правительством нашей страны и партией, всегда выполняются. План реконструкции Москвы проработан в мельчайших деталях. В работе над ним участвовали лидер революционного прогресса Сталин и его ближайший советник и неутомимый мастер-строитель красной столицы Каганович, а также множество выдающихся инженеров, архитекторов, экономистов и проектировщиков.

План реконструкции Москвы, который был только что утвержден, является документом огромной ценности. Он свидетельствует о росте наших требований, об увеличении наших возможностей, нашей вере в свои силы. Он свидетельствует о непоколебимой вере всего населения нашего великого отечества в наступление новой эры для человечества, в неизбежную победу коммунизма.

Stalin, during those days busy working out and directing operations for the defeat of Denikin, turned his attention to Moscow by sending continuous loads of food to the Red capital. The first thing that Kaganovich did when he became chairman of the Revolutionary Committee of Voronezh, which had been liberated from the whites, was to send to Moscow all excess food supplies that were discovered in Voronezh.

Moscow, cold and dark, in which the brains of the Party were hard at work reconstructing the world, was in need of food more than anything else during those days. It was no calamity if the street cars did not run, if apartment houses had only two hours of electricity per day, and not every day at that. Arms were being forged in Moscow factories, arms that defended the Revolution. Lines of Red Army men passed through Moscow, en route to the front to defend everything that had been won by the October Revolution. These men needed bread, they above all others. The struggle of Moscow, during those years was a struggle to keep from going hungry.

***

The fire of Revolution, the flames of tremendous victories of the Five-Year Plan —these were necessary to change the face of Moscow, and old Mosoow was unable to withstand their attack.

Beautiful factories and entire sections of new apartment houses grew up on the outskirts of the proletarian capital. Okhotni Ryad, in the center of town, crumbled away, one fine day. Okhotni Ryad was not merely a lane of ancient looking, low houses saturated with the stench of rotten food; Okhotni Ryad was also a symbol of ancient traditions.

The next to go was the golden cupola of the Church of Christ the Saviour. The monument of Minin and Pozharski, and that of Pervopechatnik moved over to a New abode. Trees grew up in places formerly scattered with the shells of sun-flower seeds. New streets, boulevards and squares came into being. Not only did decrepit houses crumble to the earth, but even entire sections came down. And when the reenforced concrete tubes were laid in Moscow ground for its first subway, the city began to change so rapidly that the Muscovites themselves are almost unable to recognize the old familiar places.

It is a long time since we have read a guide to Russia issued abroad for tourists. We do not know what peculiarities may be ascribed to the Red capital by the bourgeois travel guides. She has everything that various cities of the bourgeois world pride themselves in, and much that Is not to be found in those cities. And still more of the uncommon will be found in Moscow during the next few years.

There is not a single city in the capitalist world that is able to know what its future will be, how it will look in three, in 10 years. It is only the creative power of socialism, which overcomes everything in its way, that can permit itself such visions of the future.

The likeness of the Moscow of the future is already being pictured with such exactness today, as though we had already lived in this beautiful city.

Recent years have shown that the plans which the Government of our country and the Party confirm, are aLways fulfilled. The plan for the reconstruction of Moscow has been worked out in all its details. The leader of revolutionary progress, Stalin, and his closest counselor and indefatigable master builder of the Red capital, Kaganovich, as well as large numbers of outstanding engineers, architects, economists and planners participated in the work.

The plan for Moscow’s reconstruction, which has just been approved, is a document of tremendous value. It testifies to the growth of our demands, to the increase In our possibilities, to our faith in our strength. It testifies to the invulnerable faith of the entire population of our great fatherland in the advent of a new era for humanity, in the inevitable victory of Communism.