Старый Эбенезер Скрудж, герой повести Диккенса, в канун Нового года снова сидел в своей темной душной обменной конторе. Несмотря на уверения Чарльза Диккенса, посещение трех рождественских духов нисколько его не изменило. Как и прежде, он был холоден и тверд как кремень, из которого еще никому ни разу в жизни не удалось высечь живого огня. Как и прежде, он был злее самого злого ветра, непреклоннее снегопада, безразличнее проливного дождя. Одним словом, это был все тот же Скрудж, и он в канун Нового года сидел перед своим потухшим камином в полном одиночестве.

Часы на ближайшей колокольне пробили полночь. И вдруг Скрудж, подняв голову, увидел что к нему приближается закутанный с головы до ног — дух. Скрудж, надо сказать, уже имел некоторый опыт общения с духами, но тут смутился даже он.

«Полагаю, ко мне пожаловал дух Нового года?» — осведомился он слабым голосом.

Дух не проронил ни слова и только поманил Скруджа за собой к двери.

«Приглашаете меня за вами последовать? — уточнил Скрудж уже смелее. — Старые трюки, сэр. Я видел все: разорение моего племянника, голодающих детей Роба Крэтчита, Маленького Тима в могиле. Нечем вам меня удивить, мистер дух Нового года».

«Ты ошибаешься, Скрудж, — промолвило привидение. — Ибо я дух нового, 1938 года».

Скрудж присвистнул.

«К тому времени от меня ни косточки уже не останется. Сэр, мне прекрасно известно, что я жесток, бессердечен, жаден, циничен и подл. Что нового вы можете мне сообщить?»

«Глупец! — ответствовал ему дух. — Я покажу тебе зло более ужасное, чем все, что ты сумел сделать с людьми. Я покажу беды более чудовищные, чем ты смог принести в мир. Я покажу жестокость более изощренную, чем твоя, покажу людей, которые умеют нести смерть и разрушение более умело, убивать буднично, населять кладбища покойниками обильнее, чем ты и твои собратья по ремеслу».

«В таком случае, — признал Скрудж, — считайте, что вы меня заинтриговали. Не будем медлить. Позвольте мне, как у вас это принято, ухватиться за вашу мантию, и отправимся в путь».

И вот Скрудж и дух перенеслись в город — или, точнее сказать, город возник сам собой вокруг них. Это был знакомый Скруджу Лондон, почти не изменившийся, хотя прошло целое столетие. Дух подвел Скруджа к одному из домов, поднес к окну и указал внутрь.

В комнате у потухшего камина сидел писец Скруджа Боб Крэтчит — образца 1938 года, но в целом все тот же диккенсовский Крэтчит: то же изможденное лицо, те же трясущиеся руки, тот же дешевый поношенный костюм. Поодаль, у пустого стола, сидела женщина, и глаза ее были мокрыми от слез. На постели лежал ребенок, удивительно похожий на Маленького Тима.

«Боб, — произнесла женщина. — Боб, часы пробили полночь. Новый год. А у нас нет ничего, ни крошки хлеба».

«Гм», — сказал Скрудж.

«Типичный Новый год в семье типичного британского безработного», — заметил дух тоном лектора.

«Не будем задерживаться», — отозвался Скрудж, оскалясь. И перед ними возник другой город — большой, похожий на Лондон, охваченный новогодней суетой. Правда, здесь Скруджа напугали репродукторы, установленные на каждом перекрестке.

«С Новым годом, немцы! Готовьтесь к тяготам! Вы должны вынести их ради будущих завоеваний!»

Скрудж остановился рядом с тощим существом, глазевшим на выставленную в витрине пустого магазина бутафорскую ветчину из папье-маше.

«У меня есть новенький флажок со свастикой! Меняю на фунт масла!» — прошептало существо.

Испуганный Скрудж, спотыкаясь, ввалился в магазин.

«Ну хорошо, — сказал дух. — Купи-ка теперь хорошего толстого гуся для своего писца».

OLD EBENEZER SCROOGE, the hero of the Dickens novel, sat up late that New Year’s eve in his dingy counting-house. In spite of Charles Dickens' assurances, the Christmas visit of the three spirits had not reformed him in the slightest. As before, he was as cruel and hard as flint from which no steel had fire. As before, ever struck out generous he was bitterer than the bitterest wind, more intent on his purpose than the falling snow- less open to entreaty than the pelting rain. In a word, this was the same old Scrooge, sitting in solitude that New Year’s eve before his fireless grate.

The clock in the neighboring steeple struck the hour of twelve. Scrooge suddenly raised his head and saw a phantom, shrouded from head to foot, drifting towards him. It would seem that Scrooge had sufficient time to become accustomed to the society of ghosts, but even now he was somewhat startled.

«I presume I am in the company of the New Year spirit, sir?» he asked falteringly.

The spirit vouchsafed no reply but merely pointed toward the door.

«Are you inviting me to walk with you?' inquired Scrooge, emboldened. «Old stuff, sir. I have seen everything: ruined nephew, and Bob Gratchit’s starving children, and Tiny Tim in his grave.

You cannot surprise me anymore. Mr. New Year’s Spirit"

«You err, Scrooge.» spake the apparition. «l am the spirit of the Year 1938.'

Scrooge whistled.

«Well, by that time there will be nothing left of me. I am perfectly aware, sir, that I am cruel, hard, grasping, cynical and mean. What else have you to tell me?»

Outscrooging Scrooge

«Fool,» said the spirit. «I shall show you evil more terrible than that which you brought to people. I shall show you affliction more dreadful than you have caused. I shall show you cruelty much more refined than yours. I shall show you people who can sow destruction with greater skill, with more severity, kill much more coldly and enrich cemeteries with greater talent than you and your colleagues.

'Well sir," Scrooge acquiesced, «you haveIntrigued me. Let us go. Permit me, as is the custom in such cases, to hold on to your mantle.»

And they entered a city—or rather the city Ksetf rose somehow before them and surrounded them on all sides. This was the London so familiar to Scrooge, barely changed in the century The spirit led Scrooge to one of the houses, raised him to a window and bade him to look in.

In the room, seated before a fireless grate, sat Scrooge’s clerk, Bob Gratchit. but a Bob Gratchit of 1938 outwardly but slightly differing from his Dickensonian forerunner. The same haggard look, the trembling hands and the shabby, threadbare suit. At a bare and the shabby, threadbare suit. At a bare table siit «woman, her eyes wet with tears. The child on the bed bore a striking resemblance to Tiny Tim.

«Bob.» said the woman. «The clock has struck twelve. It is the New Year. And we have nothing, not even a crust of bread.»

«Hm,» said Scrooge.

«Typical New year’s scene in the family of a British unemployed,» the spirit remarked in the tone of lecturer.

«Let us depart,» said Scrooge, scowling.

And once more a city arose before them A large city resembling London, rather bustling on this, for Scrooge, ill-fated New Year’s Eve.

Scrooge was greatly startled by loudspeakers which deafened the passerby at every crossing.

New Year in Naziland

«A Happy New Year, Gennansl Prepare yourselves for hardships. Endure in the name of great conquests to cornel»

Scrooge stopped alongside a lanky creature, who was gazing at a papier-mache ham exhibited in the window of an empty grocery store.

«I have a brand new flag with a swastika on it to exchange for a pound of butter,» whispered the creature.

The frightened Scrooge staggered through the open door of the shop.

«Fine,» said the spirit, «buy a turkey, a nice fat one, for your clerk.»

Скрудж приблизился к прилавку.

«Гусь? — переспросил продавец. — Прошу прощения, но у нас нет пока искусственного заменителя гусей. Может, попробуете переработанные каштаны? Заменяют все, от мяса до кокосов».

«Сэр, — повернулся Скрудж к своему провожатому, — мне кажется, эти люди голодают».

«Ты очень наблюдателен, Скрудж, — ответил дух с издевкой. — Верно, они голодают. Ты уморил голодом одну-две жалкие семьи, а здесь десятки миллионов человек вынуждены голодать».

«Но во имя чего, сэр?» — тихо спросил Скрудж.

«А ты что, не слышал призывы к терпению во имя будущих завоеваний? Пойдем со мной, я покажу тебе эти завоевания».

Дух понесся вперед, и с ним Скрудж, крепко державшийся за развевающуюся мантию. Вскоре стало теплее. Они переправились через море, и вновь внизу возникли очертания неизвестного города. Улицы здесь выглядели так, будто только что закончилось землетрясение. Дома обратились в груды камня и сломанных балок. Зарево пожаров освещало все вокруг. Среди руин потерянно бродили люди — может быть, они искали свои вещи, а может быть — своих близких, погребенных под завалами.

«Где мы, сэр?» — пробормотал Скрудж.

«В Мадриде после воздушного налета».

Скрудж двинулся было вперед, но тут же обо что-то споткнулся — оказалось, об окровавленное тело.

«Боже правый! — воскликнул Скрудж. — Да сколько же их здесь? И все мертвы?»

«Мертвы, — ответствовал дух с философским безразличием. — Мертвы как дверной гвоздь, дружище Скрудж».

«Как неприятно, — заметил Скрудж. — И что, нет никакого способа остановить это побоище?»

«Твои сограждане, Скрудж, — злорадно усмехнулся дух, — утверждают, что прилагают все силы для того, чтобы это сделать. Хочешь посмотреть, к чему ведет их миролюбие?»

Дух вновь поманил Скруджа за собой, и перед его глазами возникла сцена, от которой волосы у него на голове встали дыбом. Кругом стоял чудовищный грохот, сверкали исполинские языки огня, которые, казалось, поднимались до самого неба. Крики людей, сливающиеся в единый монотонный стон, довели Скруджа до ужаса. Ухватившись за мантию призрака дрожащими руками, Скрудж едва смог прошептать: «Сэр, не в аду ли мы?»

«Ты прав, мой славный Скрудж, мы действительно в аду, хотя тот ад, о котором ты читал в Библии, — ничто, по сравнению с этим рукотворным адом».

«Так где же мы?»

«В Китае. Мы наблюдаем бомбардировку китайского города Циньшаня. Смотри, вот дороги, заполненные людьми, которые еще надеются спастись. Уже погибло больше тысячи детей, мужчин, женщин и стариков. У твоих японских друзей, Скрудж, убийство поставлено на такую широкую ногу, что тебе и не снилось. В одном только Шанхае за четыре месяца войны погибло 40 000 беженцев, и больше половины из них — дети».

Скрудж задрожал как осиновый лист.

«Довольно! — прошептал он. — Смилуйтесь, сэр!»

«Да будет так, — сказал дух и выпрямился во весь рост. — Ты увидел больше, чем ожидал. Я показал тебе вершины человеческого злодейства, жестокости и варварства. Твои потомки, Скрудж, тебя превзошли».

«Как ужасен ваш мир! — сказал Скрудж, дрожа. — Неужели в нем не осталось ни солнца, ни смеха, ни радости?»

«Все это в нем есть, Скрудж. Есть страна, единственная на свете, где люди еще смеются, и радость их велика как никогда прежде. Но ее я не могу тебе показать — там нет места таким, как ты. Я бы лучше отнес туда твоего писца».

Здесь, как это полагается у Диккенса, Скрудж испытал приступ непреодолимой усталости и сонливости. Если он проснется, он обнаружит себя в своей постели. Там он и спит до сегодняшнего дня, и не открывает глаз, даже когда до его тихой лондонской спальни доносится канонада немецких и японских орудий. Скрудж предпочитает ничего не слышать и ничего не видеть. Ему так спокойнее.

Scrooge approached the counter.

«A turkey?» repeated the salesman. ‘I'm sorry but we have no ‘substitutes' for poultry as yet. Would you like to try ‘chestnutine?' It’s a substitute for anything from meat to cocoa inclusive."

«Sir,» Scrooge turned to his companion, ‘‘in my opinion people here must be starving."

«You display great insight, Scrooge,» remarked tile spirit, with irony, «they are starving. You starved only one or two paltry families. Here tens of millions of people are forced to starve.»

‘‘And in the name of what, sir?" Scrooge inquired timidly.

«Did you not hear the appeal for patience in the name of future conquests? Come. I shall show you some of these ‘conquests.'

Scrooge Sees Some ‘Conquests'

The apparition sped forward and Scrooge followed in the shadow of the spirit’s flowing garments. Soon it became warmer. They swept over a sea and again the contours of an unknown city took shape before the eyes of Scrooge, 'ilie streets of this city looked as though an earthquake had swept them. Buildings had been reduced to a heap of debris composed of smashed beams, shattered stones and fragments of plaster. The flames of fire raging beyond illumined the scene with a lurid glare. People were dejectedly rummaging among the ruins. Perhaps they were seeking their pitiful belongings, or perhaps the remains of their beloved ones buried under the ruins.

«Where are we, sir?» murmured Scrooge.

«In Madrid after an air raid.»

Scrooge stepped boldly forward only to stumble at once over something lying at his feet. It proved to be a blood-stained corpse.

«Good God!» exclaimed Scrooge. «How many are there here! And are they all dead, sir?»

«Dead,» returned the spirit philosophically, «dead as a door-nail, my good Scrooge.»

«How unpleasant,» said Scrooge. «And is it not possible to stop this massacre?»

«Your countrymen, Scrooge,» jeered the spirit, «claim that they are straining every effort to do so. Would you like to see what their concern for peace leads to?»

The apparition once more gestured with its hands and again before Scrooge’s eyes there arose a scene which made his hair stand on end. A frightful tumult deafened him, huge tongues of fire, which seemed to leap to the very skies, blinded him, the cries of people, rising to a monstrous din, reduced him to a state of abject terror. Clutching the spirit’s mantle with trembling hands he managed to whisper.

Scrooge Visits Hell on Earth

«Are we in hell, sir?»

«You are right, my good Scrooge, we are indeed in hell, although the hell you read of in the bible is nothing compared to this hell fashioned by human hands.»

«But where are we?»

«In China. We are witnessing the Japanese bombardment of the Chinese town of Tsingshan. See how the roads are crowded with fleeing people. At this moment more than a thousand women, children and aged people have perished. Your Japanese friends, Scrooge, murder on a scale you never even dreamed of. In Shanghai, for instance, in four months of war 40,000 refugees have perished, more than half of them children.

Scrooge shook like an aspen leaf.

«Enough,» he whispered. «Have sir!»

«So be it,» the spirit unbended. «You have seen more than you expected. I have shown you the heights of human infamy, villainy, cruelty and barbarism. Your descendants have outdone you, Scrooge.»

‘How terrible is your world, sir!" said Scrooge shuddering. ‘‘ls it possible that there is no sun. no laughter, no gladness?'

«There is, Scrooge. There is a country, the only country where there is joy and laughter, such as there has never been before anywhere. Only I cannot take you there, Scrooge. It is not for such as you, that country. I would do better to take your clerk.»

Here, were we to proceed in the Dickens manner, Scrooge would suddenly have experienced a sensation of extreme fatigue and drowsiness, after which he would awaken to rmd himself in his own bedroom. And there are sleeps to this day, not opening his eyes even when the thunder of Japanese and German artillery begins to penetrate the serenity of his London bedroom. Scrooge prefers to see naught and hear naught.

It is more tranquil thus.