В фабричном цеху жарко и многолюдно. Но в обеденный перерыв, когда шумные машины останавливаются, рабочие расходятся по красным уголкам, и под портретами лидеров партии и правительства пьют чай и едят яблоки.
«Тетя Маня! — окликает один из них. — Теть Маня, по какой цене сейчас дрова отпускают?»
К Тете Мане можно обратиться по любому вопросу. Можно поделиться с ней своими сокровенными секретами и быть уверенным, она отнесется с пониманием и поможет. Она с энтузиазмом берется за любые задачи, чтобы помочь соседям и друзьям. Если она увидит молодую сотрудницу, которой тяжело обращаться со станком, — то немедленно поможет и расскажет, как станок работает.
Все сотрудники от мала до велика зовут ее Тетей Маней. Руководство и директор завода обращаются к ней по имени и отчеству — Мария Васильевна, из уважения к энергичной 40-летней женщине с приятным голосом.

Но обеденный перерыв заканчивается, и Мария Васильевна Лысякова, ударница труда, возвращается на рабочее место. Все станки работают в одном ритме, и если с одним из них что-то не так, Тетя Маня, как и каждый опытный работник, сразу определяет это на слух — она понимает, какую деталь требуется заменить, чтобы все заработало.

Несколько лет назад священник провел две панихиды в рабочей семье Орехова-Зуева. Сначала отца семейства, а затем и мать отвезли на кладбище. Что было делать 13-летней Мане, у которой остался младший брат, который нуждался в заботе? Старшие братья и сестры не могли ей помочь: они обзавелись собственными семьями, которые нуждались в их внимании. Единственное, что она могла сделать, — это отправиться на фабрику в поисках работы.
Ей дали работу посыльного и платили шесть рублей в месяц, на часть этой суммы она содержала себя и брата. Юная Маня работала по десять часов в сутки; со временем ей удалось скопить достаточно, чтобы снова нанять священника и попросить его отслужить еще одну службу над могилами ее родителей.
«Может, ты хочешь супа? — спрашивали соседи Маню. — Заходи в гости и бери своего брата, у нас достаточно еды для вас обоих».

IT WAS crowded and hot in the factory. But during the dinner hour, the whirling machinery stopped and the textile workers dispersed to the numerous Red Corners where, under portraits of Party and Government leaders, they drank tea and ate apples.
«Aunt Manya,» shouted one of them. «Aunt Manya, how much does firewood cost now?»
You could ask Aunt Manya any question. You could tell -her your most intimate secrets and be sure of her sympathy and aid. She willingly took upon herself
all kinds of tasks for her neighbors. If she saw a young spinner having difficulty with tangled threads and spindles, she would instantly help her and show her how to manage it.
All the spinners, young and old, calle her «Aunt Manya.»

The foremen and director of the factory called her «Maria Vasilevna,» out of respect for the energetic, 40-year-old woman with the cheerful voice who was the chairman of the factory group of Soviet deputies and a member of the All-Union central Executive Committee.

'The dinner hour had ended, and the motors were beginning to hum.

Aunt Manya—Maria Vasilevna Lysyakoya—the best Stakhanovite spinner in the factory', has returned to her place. Platt looms are on her left and right, and she begins changing their spindles, watching the threads and searching for breaks. On nearly all the other looms two spinners work, but Maria Vasilevna efficiently handles eight of them at once and over fulfills her norm.

One year the priest said mass twice in the Bylkin family of Orekhovo-Zuey spinners. From the dormitory attached to the Vikul Morozov Factory, first the father and then the mother were carried to the graveyard. What was the next step for 13-year-old Manya, who had a younger brother to care for? Her older brothers and sisters could not be appealed to; they were married and had large families to look after. The only thing left was to appeal to the factory management for work.

The management gave her a job paying six rubles a messenger’s month From then on she supported herself and her young brother. Young Manya worked 10 hours; a day after some time she had saved enough from her six rubles a month to pay the priest to say another mass over the graves of her parents.

Would you like some soup?" neighbors would ask Manya. «Come along and bring your brother, we have enough for both of you».

Еще через три года Маня стала ткачихой и зарабатывала уже 15−16 рублей в месяц. Ее щеки зарумянились, а в глазах появилась искра. За соседним станком трудился Ефим Иванович, вдовец, которого на фабрике прозвали Солдатом. Однажды Маня решила подшутить над Ефимом Ивановичем и разбросала соль на его рабочем месте, она веселилась, глядя, как ему приходится ее вычищать. В отместку Солдат испачкал Манин станок грязью — и хоть та ругалась на него «ах ты гадкий Солдат!», глаза ее смеялись. Вскоре вдовец встретился с одним из старших братьев Марии Васильевны, а позже они поженились.

Позже Ефим решил избираться в областную Думу, однако его начали преследовать из-за революционных настроений. Солдат уехал во Владимир, но вернулся и на этот раз все-таки был избран в Думу, а потом столкнулся с другой бедой — его уволили с фабрики, и новой работы он нигде не мог найти. Никто не хотел брать Ефима Ивановича на работу и в Москве — пока не началась война с империалистами. И тогда Солдат отправился на фронт.

Мария, с двумя детьми и младшим братом, переехала к одной из своих сестер в деревню. Ее сердце было полно горечи и переживаний. Безработная, с тремя голодными ртами по лавкам, молодая женщина осознала, какой была Россия царей, жандармов и священников. Прошел тяжелый год, отнявший жизни многих молодых людей, которые поездами отправлялись на войну, где кровь смешивалась с грязью, и Мария Лысякова наконец нашла работу на ткацкой фабрике в Москве. А там и Ефим Иванович прислал письмо с фронта, в котором рассказал, что все еще жив.
В первые дни революции на фабрике был организован рабочий комитет. Но рабочие с опаской поглядывали на него. Глядя на смущенные лица, Мария вскричала: «Что вы глаза опустили в пол? Поднимите головы! Спины держите прямо! Теперь мы хозяева на своем заводе, и мы будем работать так, чтобы война закончилась и наши мужья вернулись из окопов!»
Вскоре Марию выбрали членом первого рабочего комитета.

Жизнь Тети Мани становилась лучше с каждым годом. Сегодня она живет в большой квартире — сухой, теплой и светлой. Зеркало, кровать и швейная машинка — все самое необходимое есть в ее доме, как и книжные полки, как и большие картины с изображением женщин, ткущих шелка.
У Марии глубокий голос уверенного в себе и счастливого рабочего. Жизнь ее складывается хорошо, и ни один из работников фабрики не скажет дурного слова за ее спиной.

After three years, Manya became a weaver. She worked on moleskins and earned from 15 to 16 rubles a month. Her cheeks become rosy, and her eyes began to sparkle. On the next loom worked Efim Ivanovich, a widower with closely clipped hair and the nickname of «Soldier.» Once Maria of his shuttles, sprinkled salt on one and enjoyed seeing «Soldier» frowning and spitting over this too salty joke as he changed the thread. Later on he got his revenge by putting not rfalt but dirt on one of her shuttles. The mischievous girl’s lips became puffed and dirty, but she was not offended. Even while she wiped them, her eyes smiled, and her voice was soft as she exclaimed, «Oh, you horrid Soldier!» The widower soon had a talk with the girl’s older brothers and married her. Maria Bylkin became Maria Lysyakova.

Shortly afterward, Efim became a member of the electoral college of the State Duma. Then he was threatened with arrest because of his revolutionary activity. He left for Vladimir, and when he returned said he had again been elected, and «this time we’ll certainly elect our own people.» An Ivanovo-Vosnesensk worker was actually elected a member of the Duma. Efim was not arrested nor exiled but he was blacklisted at the factory and could find work nowhere. Nobody would hire him in Moscow either. Not until the imperialist war began did he find work; then he was conscripted and sent to the front.

Marla with her two children and her young brother Sergej had to slay with her sister in the village" Her heart was filled with bitterness and hatred. Lonely without her husband, unemployed and with three hungry mouths to feed, the young woman found out what the Russia of the tsars, landlords, manufacturers, priests and gendarmes, was like. After a year, during which many young lives had been destroyed at the front, trainloads of men were still being sent to the blood and mud of the trenches. Maria Lysyakova finally found work in a textile factory in Moscow'. Soon after Efim wrote from the front that he was still alive.

During the early days of the Revolution, when the ftrlt factory committee was set up and the textile workers were still afraid of their own thoughts and passions, Maria boldly shouted at them: «Why do you drop your eyes? Hold up your heads! Now we are setting up our own factory committee and we’ll fight to end the war and bring our husbands back from the trenches.»

Maria was elected to the first factory committee.

Life is becoming better and better for Aunt Manya. She lives today in a large apartment which is dry, warm and bright. In place of a bad mirror, a plank bed and a sewing machine—the most prominent items of furniture in her rooms are gleaming nickel beds, bookcases, large pictures woven of silk on the walls.

Maria’s voice is full-throated, business-like, the voice of a confident and happy worker. Her eyes are cheerful, wise and keen. Life is fine, so nobody can blame Maria if she sometimes speaks in exaggerated : terms about her happiness.